Эта музыкальная книга – о борьбе с неминуемым исчезновением. Борьба со временем и беспамятством с самого начала сопровождает человеческий род, рождая культуру с ее механизмами и формами. Только они удерживают индивидуальную и коллективную память. До нас дошли отголоски тех ранних дней. Известны, например, Элевсинские мистерии древних греков, выросшие из этой борьбы. Они были обрядом инициации в культе Деметры и ее дочери Персефоны, богинь плодородия. Мистерии активировали коллективную память и символизировали воскрешение из мертвых: возвращение.
В этой книге борьба со временем и забвением разворачивается как блуждание по сценам, выхваченным из тьмы коллективной памятью. Под аккомпанемент музыки романтизма, усиливающей границу редких освещенных пятен и темноты. Связи и пути между сценами неизвестны. Но есть магическая картография, набрасываемая страница за страницей книги. Островки памяти, скованные льдами времени.
Потребуй кто от нас определить эту книгу, мы бы замерли в нерешительности. Где-то между theory fiction и фильмом-эссе. Между молчанием и доносящейся издалека музыкой. Повествование будто ведется душой, спящей двумя снами и наблюдающей один сквозь другой.
Вся книга – неподвижное путешествие по сценам, полузамерзшим и укутанным временем в небытие. Движется только музыка. Если искать аналогии в современном медиатизированном опыте, то ближе всего gif в их закольцованном движении без продвижения. Эти смутные сцены – из мифов, туманных фантазий и сновидческой повседневности. Дочери Эхнатона и литейка НИИ, трактат Исаака Сирина и заболоченный оазис, Орфей и феноменология бессонницы. Несмотря на различия, они алхимически уравниваются как воспоминания самого времени. Не принадлежащие никому и принадлежащие всем. Они дальше далекого и ближе близкого. Где-то на границе между материальным и субъективным, подобно любым образам. Эти сцены похожи на невидимые города Итало Кальвино: уникальны и в то же время одинаковы по своей сути.
Путешествующая по этим сценам наблюдает и трансформируется, вспоминает чужими воспоминаниями. Завораживается и тем спасается. Вся книга в своей дискурсивности и визуальности – движение против забвения и беспамятства, усилие припомнить и удержать воспоминание на ходу, сопротивляясь остановке, небытию, раскрыть тайну времени, которой является отсутствие тайны – пустота на изнанке сущего. Пустота присутствует меж разрозненных и рваных воспоминаний-сцен. Темное поле магической картографии. Письмо – узор, оставляемый пустотой, образы – ее свидетели.
Сцены взывают к читателю из этой пустоты обездвиживающего времени. Оно должно было надежно заключить их в могилы небытия, но допустило ограбление этих могил. В них обнаружилась лишь пустота. Из разверстости могил на читателя взирает ничто. Письмо – субстанция этого взгляда. Сердце книги – стремление удержать наш распад завороженностью перед изнанкой мира.
Лена Скрипкина (р. 1988) — художница, режиссер документального кино, теолог, интеллектуальный волонтер фонда «Вера» и Детской больницы имени Г. Н. Сперанского, лауреат премии «Инновация-2017». Создатель лаборатории «Ботаническое время». Стипендиат первого, второго и третьего опен-коллов грантовой программы Дома культуры «ГЭС-2».